Рассказывает К.В. Корепанов
О поселке Староуткинск
Главное предприятие нашего поселка до недавнего времени – это Староуткинский металлургический завод. Сейчас все очень печально, он не работает. Когда мы приехали сюда, еще стояли домны. Их разобрали на металлолом на наших глазах приблизительно шесть лет назад. У плотины стоит полуразрушенное здание, построенное еще Демидовым. Его не разобрали потому, что разобрать демидовское здание оказалось настолько трудоемким делом, что махнули рукой. Плотину тоже еще в демидовские времена делали. Вот за нее и переживали несколько дней назад, чтоб ее не прорвало. Тогда бы весь поселок затопило.
Мало кто знает, что представляла собой Чусовая демидовских времен. Сейчас паводок еще не спал. Глядя на реку, вы можете представить, какой Чусовая была раньше. То, что сейчас вы видите как паводок, 50 лет назад было естественным состоянием Чусовой. А в паводок в те времена Чусовая была настоящей большой рекой. Заводы по берегам реки выпускали чугун и складировали его. Весь год выпускали, складировали и ждали весеннего паводка.
С колокольни сгоревшего в 2012 году Свято-Троицкого храма было видно, что внутри завода есть гавань. В ней стояли баржи. Их потихоньку ближе к паводку начинали грузить чугуном. Потом по специальному сигналу открывали плотины по всей реке: в Первоуральске, Новоуткинске, Староуткинске. Получалась большая волна, которая длилась недолго. Эту волну пускали до Камы. Она несла баржи с чугуном. Там уже буксирами или бурлаками баржи оттаскивали туда, куда надо. Главное, чтобы они прошли каскад демидовских заводов. От Камы чугун отправляли на железоделательные заводы.
Мы застали завод, когда он еще работал. Тут находились доменные цеха, и был реликт – настоящий заводской гудок. Один раз этот гудок нас просто спас. Мы с детской группой пошли осенью в далекий маршрут на гору Сабик. Обратно решили идти по новому маршруту и заблудились в лесах. Но услышали гудок, сориентировались, где находится поселок, и вышли очень точно. Потом все это разрушилось. Не стало ни завода, ни гудка.
О храме Георгия Победоносца в Слободе Коуровской
Храм Георгия Победоносца в Слободе Коуровской тоже был связан с деятельностью Демидова. Как говорит предание (проверить его никаким образом невозможно, но, тем не менее, оно продолжает жить), когда Демидов плыл по Чусовой мимо высокого берега, где сейчас стоит храм, ему явился Георгий Победоносец. Демидов плыл во время паводка, была большая волна, судно закрутило. Демидов и его спутники уже погибали. Тогда и явился ему Георгий Победоносец. Кручение-верчение остановилось, и Демидов дал обет построить храм на этом месте. Но забыл про обет и храм не построил.
Но на этом месте все же построили храм. Сначала это был маленький деревянный храм во имя Косьмы и Дамиана, а вовсе не Георгия Победоносца. Внутри современного каменного храма, уже во имя Георгия Победоносца, осталось место старого престола, которое сейчас не почитается, а раньше чтилось.
Храм во имя св. Георгия Победоносца построен в 1897 г. Он не очень древний. В девяностых годах я там работал и занимался тем, что печки топил. Сейчас сделали отопление, печки не топят. А печки были огромные, я был от них в восторге. Как тепло держат! Никогда ничего лучше не видел. Вся система была продумана. Это было нечто гениальное. Поражал размер печек: их топили бревнами, и бревна сгорали.
Сейчас таких храмов нет. Это был целый мир церковный, особый. Поднимаешься на колокольню – две сторожки по бокам. Каждая сторожка с печкой. На втором этаже лежанки. Люди любили приезжать в храм с ночевой. Забивались в эти сторожки, в правую, в левую. Верхние лежанки для мужчин. И поскольку мужчин было меньше, на верхних лежанках штабелями стояли иконы. Одна к другой прислонены в несколько рядов. Были десятки больших икон вот таких, как эта доска. Их некуда было девать, некуда было развешивать. Просто складывали штабелями на лежанках. Потом, когда начали строить храмы, их отдали. В Первоуральск много отдали, в храме Рождества Христова в Екатеринбурге я видел наши иконы, одну икону видел в 19-ом военном городке. Раздали, пригодилось всё.
Когда после революции закрывали храмы, этот храм закрыть не смогли. Дело было так. Там ворота железные, настоящие железные ворота. Ворота были заперты на ключ вот такого размера. Когда пришли красноармейцы, чтобы закрыть храм, старенькая бабушка ключница сказала: «Ключи не отдам!». Прижала их к себе, упала на землю и говорит: «Убивайте! Но пока не убьете, ключи не отдам!». Красноармейцы могли ее убить, а могли отнять ключи, не убивая. Но они постояли и ничего не сделали. Мне кажется, что людям часто не хватает именно этого: с одной стороны – порыва («Не отдам!»), а с другой стороны – ревности («Вот что хотите делайте, а я не отдам!»). Конечно, бабушка не напугала красноармейцев, а просто показала, как дорог ей храм. И Бог не позволил храм закрыть. А другие люди не показывали этого: «Да, жалко, жалко… Но что же делать, жизнь теперь такая, ну, куда теперь деваться?». Если люди не показывают такого порыва («Хоть убейте меня!»), то храмы и закрываются. А в Слободе не закрыли.
Потом время прошло, война. Когда начались хрущевские гонения, хотели снести этот храм: стоит на таком видном месте, как перст. Но ответственным товарищам сказали: «Там же обсерватория, иностранные делегации, а иностранцам надо показать, что у нас гонений на Церковь нет. Поблизости деревня, в ней одни бабушки живут. Вреда от храма не много, а показать иностранцам можно». Так и не закрыли. Вот какая интересная судьба у храма.
Об отце Владиславе Петкевиче
В 1993 году я попал в Слободу Коуровскую. Годы 93-ий, 94-ый, часть 95-ого там провел, пока батюшку, с которым я был, не перевели в другое место. Батюшку звали о. Владислав Петкевич, сейчас уже он покойный.
О. Владислав был священником старой закалки. Рукоположен задолго до наших дней. Сам он 38 года рождения. Так получилось, что бОльшую часть жизни он прослужил в соборе – так тогда назывался Иоанно-Предтеченский храм. Он прослужил там более 20 лет. И, наконец, надоело ему, устал он от многоочередных, многочасовых исповедей, от непрестанных треб и попросился уехать в Слободу, которую очень любил.
А я туда попал так. Одна бабушка церковная мне как-то говорит: «Давай я тебя свожу в такое место, где можно с батюшкой поговорить». Сели на электричку, приехали. Сели с батюшкой за стол. Семья у него большая – 8 человек.
Людей в храм приезжало много. В Первоуральске еще ни одного храма не было. Это сейчас там 5 храмов. В Екатеринбурге – Елизавет, только что открытый Вознесенский и Иоанно-Предтеченский собор. Священников не хватает. Общения никакого нет. Конечно, к о. Владиславу, священнику пожилому и многоопытному, очень много людей приезжало. Тем более что и вид у него был колоритный – старческий. Такой русский богатырь, с большой седой бородой, очень доброжелательный.
Постоянно радовался людям и очень был простой в общении. Сам он начал свое хождение в церковь в конце 60-х годов. В 1974 году был рукоположен. Поэтому он еще застал священников аж дореволюционного рукоположения. О. Владислав очень ценил общение со старыми священниками и многое впитал от них. К нему приезжали молодые священники, потому что он знал старую школу духовенства, знал некоторые вещи, чисто священнические: как делать это, как делать то, как разные требы совершать. Он знал и то, что в требнике порой не написано. Поэтому приезжало к нему обычно много людей, и он с радостью всех принимал. Садились за стол, и он начинал рассказывать.
Я так не умею рассказывать, да и лет мне еще не столько и общения с дореволюционными священниками у меня не было. Хотя, я думаю, пройдет еще сколько-то лет, и молодежи тоже будет очень интересно слушать о церковной жизни 90-х годов. Люди сейчас совсем другие. Они приходят в церковь по совсем другим мотивам. Сейчас большинство людей, которые приходят в церковь, ищут самореализации, активной деятельности. Они приходят и говорят: «Ну, что вам тут сделать? Вот что я – хожу, хожу, хожу… Ну дайте мне что-нибудь сделать! Давайте, я буду подсвечники чистить, давайте я школу пойду организовывать, давайте я в хоре петь буду». Молодежь хочет активно принимать в чем-то участие. Община – главное в христианстве, а в общине главное – любить друг друга. Люди, пришедшие в церковь, хотят общаться и любить. И, когда у них это не получается, они очень расстраиваются. И начинают говорить: «У вас нет настоящей жизни, у вас нет активности, разве так можно, это прошлый век!». Они ищут общения и социальной активности. Очевидно, что-то в людях нового поколения изменилось, люди стали какие-то другие.
Люди моего поколения, из тех, кого я знаю (о. Игорь, о. Петр, о. Лонгин и другие, составившие братию Свято-Косминского монастыря, а сначала подвизавшиеся в пос. Елизавет), – все они пришли в Церковь в конце 80-х – начале 90-х. И все мы, пришедшие в эти годы, искали в Церкви Бога. Мы искали Бога, мы приходили, чтобы молиться, чтобы найти, почувствовать прикосновение Бога. Мы брали книги, не Андрея Кураева и Алексея Уминского, мы брали книги Святых Отцов. Сейчас этих книг не издают, а вот у меня есть почти на газетной бумаге «Сборник Святых Отцов по Иисусовой молитве», «Феофан Затворник. “Умное делание и невидимая брань”», Авва Дорофей… Это были те книги, которые люди захватывали, на куски разрывали, переписывали от руки…
Люди очень стремились познать молитву, потому что очень хотели познать Бога. Вот почему в этот период много людей уходит в монастырь. Не потому, что у них жизнь несчастная, как некоторые могут подумать, а потому, что они искали Бога и поняли, что лучше всего это делать в монастыре. А те, кто не ушел в монастырь и создал семью, у них, как минимум, уважительное отношение к Иисусовой молитве. Некоторые из них живут напряженной, очень содержательной духовной жизнью в семьях, составившихся в начале 90-х годов на порыве Богоискания. Сейчас люди другого ищут в Церкви. Другие книги читают и о другом говорят.
Возвращаюсь к Коуровке. Я-то ведь приехал как раз потому, что искал духовной жизни. Послушал о. Владислава, послушал, как он рассказывает… И все для меня было внове. Он рассказывал о жизни, которая уже почти закончилась, я ее почти уже не застал. Это был рассказ о жизни старых священников, переживших лагеря, «вживую» знавших прозорливых, настоящих старцев. О. Владислав был «последний из могикан», человек, видевший людей, которые все это реально пережили, вынесли, во всем этом участвовали. Он «вживую» знал людей, сохранивших Церковь.
Я слушал открыв рот. Я захотел еще раз приехать. Приехал во второй раз – и остался там на два с половиной года. Все бросил: институт, работу (я тогда воспитателем в интернате работал). И приехал к нему. Прожил с ним два с половиной года, в этом храме. Сейчас храм уже немножко другой, есть определенные внутренние изменения. Эти изменения были сделаны, когда уехал о. Владислав и пришел новый настоятель, очень сильно изменивший внутренний облик храма. Я не знаю, какая там община, какая там служба, я на ней не присутствую, сказать не могу, но внутренне храм изменился очень сильно.
Например, О. Владислав очень дорожил тем, что у него использовались только свечи. В храме было паникадило, которое опускалось, был специальный человек, который его опускал. Когда надо зажигать свечи, например перед Херувимской песнью, паникадило опускалось, все подходили и зажигали 4 яруса свечей. Свечи изготавливались специально, здесь же в Слободе. В Слободе жил человек, который на свечном станке изготавливал свечи. Настоящих свечей было мало. Много было софринских свечей, но они тогда были еще хуже, чем сейчас. О. Владислав их не любил, потому что они очень сильно брызгались, издавали страшный треск, и были парафиновые. Поэтому все собирали воск, знали, что батюшка ценит восковые свечи. Со всей округи свозили восковые круги и делали восковые свечи.
Были, конечно, и электрические лампочки, потому что в начале службы на клиросе и в алтаре не хватало света. И вот батюшка ходил и сокрушался: «Господи! Ну вот хотя бы раз провести ночную службу без света!» На последнюю Пасху так случилось – отключили свет. И всю Пасху служили только при свечах: алтарники – при свечах, хор – при свечах… (Я не очень люблю при свечах служить, очень некомфортно себя чувствую из-за своего зрения). Но батюшка был такой счастливый, что вот мечта его сбылась, и он служит при свечах!
Интересно, насколько непосредственные отношения были у о. Владислава с Богом. Я не видел больше ни одного человека, который, как он, служил бы литургию. Он буквально весь преображался. Было такое ощущение, что он светился во время службы, был очень радостный и обо всём забывал. О. Владислав вообще был очень подвижный, очень активный человек.
Я многого тогда не понимал, хотя мне и было около 25 лет. Но в духовном смысле был я ребенком. И поэтому глядел на все, но не больно-то размышлял обо всех этих вещах. Расскажу о событии, которому был свидетелем. В то время были проблемы с ладаном. Ладан был софринский. Мне он нравился, но все священники называли его «Смерть попам». Такой он был вонючий. И батюшку тоже страшно раздражал запах этого ладана. Поэтому делали ладан сами. Была бабушка, которая собирала кедровую смолу, какие-то цветы, и другие вещи. Только она одна знала, что нужно собирать. Из этой смеси делали ладан. Запах от него, может быть, и не лучше, чем от софринского ладана, но, по крайней мере, натуральный. Но когда появлялась возможность найти афонский ладан…Его надо было найти. Афонский ладан не продавали, как сейчас, в каждой лавочке. Был он большой редкостью. В епархии только такими вот щепоточками раздавали. Батюшка из Москвы приехал, привез щепоточку афонского ладана. Афонский ладан ценили, только на праздники им пользовались.
И вот батюшка однажды кадил, кадил и говорит вдруг: «Господи! Да что ж такое! Ну, дай мне 20 кг ладана, не меньше. Ну, хоть 18!». Я очень смутился: разве можно так с Богом: «Дай мне 20 кг!» – и все тут? Честно скажу, я осудил его тогда. Нельзя так! Да еще во время литургии! А через полгода о. Владислав привозит 20 кг ладана, привозит и говорит: «Вот, помнишь, я тогда…». Он с Иерусалима привез 20 кг ладана. Вот так дано ему было. К о. Владиславу часто привозили бесноватых. Про него рассказывали, будто он исцелял от беснования, а он на самом деле – не исцелял. Однажды он рассказал, почему не берется за отчитку.
Он мог это делать, сила его веры позволяла ему изгонять бесов, но он этого не делал. Однажды с ним произошел такой случай. Он жил еще не в Слободе, жил в городе, но священником был уже больше 10 лет. И он был очень ревностный священник. Почти каждый день служил, вера у него была очень сильная, крепкая, горячая, пламенная. И вот как-то привели к нему бесноватую: сидит, хохочет. Девочка, 14 лет. Батюшка отнекивался, отнекивался, а мама плачет:
– «Ну, исцелите, пожалуйста,! Ну, что же пропадать ей теперь, что ли!».
– «Езжайте к монахам».
– «Нет, я никуда не могу поехать. Но Вы же можете, пожалуйста!»
Он говорит: «Жалко человека, и я решил сделать это».
Начал молиться, читать чин на изгнание бесов. И добился результата: девочка вдруг вздрогнула, улыбнулась, взгляд просветлел, и она успокоилась. И хорошо, замечательно. Мама обрадовалась, обняла. Говорит: «Ой, спасибо». И вдруг с сыном о. Владислава, который находился в соседней комнате, стало происходить нечто странное: он тоже стал хохотать. «Подождите», – говорит о. Владислав. Стал отчитывать сына, отчитал. Сын пришел в себя. Но вновь стала бесноваться девочка. Батюшка говорит: «Нет, видите, что происходит? Это монашеское дело – заниматься отчиткой. Идите, я ничем вам помочь не могу!».
После этого он никогда не занимался отчиткой. Хотя я видел, что бесы его боятся. Но он никогда этим не пользовался, опасаясь двух вещей. Во-первых, он боялся, что у кого-то из его близких случится несчастье. С ним-то ничего не будет, но ближние так не защищены, как он. Он верит, а ближние, его жена, дети – они просто люди, они не имеют такой пламенной веры, поэтому перед лицом злого духа они беззащитны. Дух этим пользуется, показывая батюшке, что это не его мир. А во-вторых, как он сам говорил: «Можно изгнать беса. Но в житиях святых написано, что бес никогда не оставляет в покое подвижника, который его изгнал. И я этого боюсь. Я не настолько большой, высокий в жизни человек. Он мне будет мстить. А я не хочу этого. Зачем я буду брать на себя то, чего не могу понести».
Поэтому он никогда бесов не изгонял. А людей-то приезжало много. Причем так хитро делали, приедут – оставят человека. Автобусы не ходят, электрички тоже. Человек остается ночевать. Никуда не денешься и все равно как-то будешь с ним возиться. Однажды привезли девушку. Он в храме с ней закрылся, наверное, часа на четыре. Потом мне рассказывала эта девушка, как он молился и к иконе ее подводил. Рассказывала не все. «Я, – говорит, – ничего не помню, это все как в тумане». У нее было какое-то отчаянное положение, она была в очень большом грехе и от сознания этого греха хотела кончить жизнь самоубийством. Ее просто силой посадили на машину и привезли ночью в храм. О. Владислав молился ночью, а мы ждали, когда это все закончится. Потом я отвез ее обратно в город. С тех пор у нее никаких мыслей о самоубийстве. Она вышла замуж, у нее ребенок. Муж – преуспевающий человек. Но о. Владислав после этого очень сильно болел. Более того, в конце концов он поплатился за все, что делал: перед смертью его парализовало, и он очень сильно страдал.
Я тесно жил тогда с общиной, дружил со старостой. Условно «со старостой». Скорее его председателем двадцатки можно было назвать. Вы знаете, что такой председатель существовал? Двадцатки есть в каждом храме, только никто об этом не знает. Вообще-то община имеет реальную возможность участвовать в церковной жизни. Кроме разных проектов, она принимает решение о том, что конкретно в данный момент храму нужно: крышу перекрыть или пол починить. По идее священник без согласия десятки, двадцатки не может этого сделать. Пока так сошлись обстоятельства, что священники все это решают сами, советуясь только со спонсорами, и община ни в чем этом не участвует. А я застал времена, когда она принимала активное участие. Община, действительно не только деньги собирала, но она еще и распределяла их, решая, что для храма в данный момент нужнее.
В советское время именно это и помогало выживать храму. Если у священника той поры нет контакта с десяткой, то мало того, что он сам не продержится на этом месте, но и никакой церковной жизни не сложится вообще. Если не будешь опираться на народ, выстраивать отношения с народом, то не выстоишь один против давления властей. Церковь-то это не священник, Церковь – это церковный народ, который сюда ходит. Храм не священник создал, хоть он и говорит порой: «Я построил храм». Сейчас это возможно сделать, но в девяностые годы такое было в принципе невозможно. Люди приходили в храм, который считали своим храмом, потому что они активно участвовали во всех делах прихода.
Чудотворная икона «Скоропослушница» в Свято-Георгиевском храме
О. Владислав, когда был настоятелем храма, чтил икону «Скоропослушница», потому что знал историю, которую я вам сейчас расскажу. После него настоятели не уделяют ей должного внимания. Например, икона в Тарасково не старинная, специально написанная. Но стали говорить, что там происходят чудеса, и народ пошел. И стали все эти чудеса записываться, фиксироваться, и возникло паломничество в Тарасково. Все знают и верят, что икона «Пантанасса» в Тарасково помогает. А иконой «Скоропослушница» после ухода о. Владислава никто больше не занимается, никому нет дела до этого. А на самом-то деле это чудотворная икона. То, что от нее происходило, я видел собственными глазами, сам там находился.
Старосту нашего храма звали Николай Федотович. Он крещеный татарин, прошел всю войну. Был близким другом о. Александра Ржанникова. Они вместе воевали, вместе вернулись на завод в Первоуральске, работали в одном цехе. О. Александр Ржанников умер в прошлом году очень-очень старым человеком. В священном сане он прослужил чуть больше тридцати лет. Работал в горячем цехе и в 50 лет ушел на пенсию. А раз пенсионер, к нему претензий никто никаких не имеет, тем более к ветерану войны. Ушел на пенсию и стал священником – по обету. У него жена заболела раком. Ее выписали умирать. Они были оба верующие, ходили в храм. И вот он приехал в Слободу в храм и стал молиться. Дал обет стать священником, если жена выздоровеет. Жена выздоровела. Когда приехала через год к врачам, те спрашивают: «Где Ваша карточка?» Она говорит: «Я не знаю». Оказывается, карточку просто аннулировали, потому что считали, что она умерла. Сделали повторный анализ – никакого рака у нее нет. Она прожила долго, но о. Александр ее пережил, похоронил ее, и только после этого ушел сам.
Николай Федотович был личным другом о. Александра, и вот он-то и рассказал всю эту историю. Все, что мы знаем об иконе «Скоропослушница» в храме Георгия Победоносца в Слободе Коуровской, знаем от него. Больше этого не знает никто. Он единственный свидетель. В 90-е годы не было печатной техники. Он написал от руки несколько тетрадочек с описанием того, что я вам сейчас расскажу. Эти тетрадочки он раздал людям со словами «Я умру, а больше никто об этом не знает».
Сначала о том, как нашли икону «Скоропослушница». Храм в Слободе был единственный открытый храм. В Билимбае и Первоуральске все храмы закрыты. О ней нет никаких данных, никто не знает, откуда она. Скорей всего – из Билимбая. Может быть, когда-то это и расследуют, но пока ничего не известно. В 60-е годы в крошечной деревушке Елань (всего 8 домов) в одном доме жили две бабушки. Я не знаю, кто они. Николай Федотович тоже об этом ничего не пишет, т.к. он не историк, а просто описал то, чему был свидетелем. Эти бабушки ему не родственницы, он не знает, откуда эти бабушки и как их зовут. Он знает просто, что они там были и у них были собраны разные иконы. Все жители этого района приносили иконы к ним.
Поскольку деревушка эта совсем убогая, бабушек никто не трогал. Они там жили и спокойно молились. Но церковные люди знали, что в Елани есть молящиеся бабушки. И в начале 60-х годов Николай Федотович начал к ним ездить. Сейчас можно зайти в любой храм, помолиться. Община есть, Интернет есть… Всегда можно найти людей по интересам. А как в то время найти? Если ты не старый дедушка и не старая бабушка, как найти людей, с которыми тебе пообщаться по поводу веры? У тебя вопросы есть, а книг-то ведь нету! В Интернет в поисковике не забьешь «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться?» Каким образом жить-то, как молиться? Где все это узнать? К священнику не подойдешь – он от тебя убежит, потому что ему запрещено общаться в неформальной обстановке. За ним следят. Проповедь сказал – и все. Никаких бесед нельзя проводить. Никаких оглашений. Пришел, совершил требу, и все, ушел. Знаю случай. Священник ехал в такси. Таксист спросил что-то, а батюшка ему рассказал. На батюшку донесли, и батюшку сняли с регистрации. Это было очень плохое, тревожное время. Трудно было найти верующих людей, с которыми можно пообщаться. Но Николай Федотович каким-то образом узнал, что в Елани живут бабушки, у которых есть иконы, есть книги старинные, к ним можно поехать, и они что-то тебе расскажут. Он стал к ним ездить, и на его глазах свершилось чудо.
Однажды одной из этих бабушек является во сне женщина, которую она сначала никак не признала. Просто некий женский силуэт, от него исходит голос, который говорит: «Иди и забери меня из такого-то дома». Бабушка недоумевает, кто это? Ясно, что это некая святая, но она не понимает, что и как забрать можно из какого-то дома? Бабушка пришла в Билимбай по указанному адресу. Действительно, дом стоит, но что делать-то надо? Непонятно. Она ничего больше делать не стала.
Через какое-то время видит снова сон. Хотя образ женщины не изменился, но она внутренне понимает, что это Матерь Божия, хотя лик Ее и скрыт, Она покрыта покрывалом. Но очень строго и требовательно приказывает: «Иди и забери меня оттуда!». Бабушка начинает размышлять. Очевидно, надо забрать икону. Но как прийти в дом и забрать икону? С другой стороны, Матерь Божия требует – надо что-то делать. Набравшись смелости, бабушка – «божий одуванчик» – пошла в этот дом, постучалась робко и говорит: «Есть у вас икона Божией Матери?» Хозяйка как заорет на нее: «Какая икона! Ты что! Мы сейчас милицию вызовем! Нет у нас никакой иконы!» Обычный дом, никто там не молится, никаких икон в доме нет. Старушка поняла по поведению женщины, что это не молящиеся люди, откуда у них в доме иконы. Божия Матерь является в третий раз и строго говорит: «Иди и забери или Я тебя накажу!»
Бабушка понимает, что выполнять наказ надо, и она вспоминает, что ее сын – участковый милиционер. Очевидно, в этом и был Промысел Божий. К ней явились не потому, что она была такая молящаяся, а потому, что только она и могла сделать то, что она сделала, потому что сын-то ее был участковый в Билимбае. Она говорит: «Слушай, сын, вот такое дело, такой сон. Нельзя ли как-то сделать, чтобы посмотреть, нет ли у них икон?» В 60-е годы милиционер мог это сделать. И сколько-то времени прошло, он объявляется в доме, который указала его мать, и говорит: «Надо провести у вас плановый обыск». Тогда была охота за самогонными аппаратами. Действительно, когда мы сюда пришли, то самогонные аппараты стояли чуть ли не на перекрестках. Водки нет нигде, и люди самогон гнали. Подозреваю, что в Билимбае тоже этот вопрос стоял остро. Короче, обыск. Обыскали весь дом. Ничего нет. Во дворах – ничего нет. И вдруг в сарае взгляд участкового падает на доску, которая лежит на двух чурбаках и на которой рубят мясо. Видны следы топора. (Их и сейчас видно, эти следы, если икону развернуть). Парня смутили направляющие, он о них знал. У икон есть сверху и снизу направляющие, они не дают иконе рассыпаться при высыхании. Он увидел направляющие, вроде как у иконы. Перевернули – нет, не икона. Черная доска с обеих сторон. Но вот они направляющие, их явно видно. Он говорит: «Мы это заберем». Забрали у них эту икону, эту доску, точнее. Привез своей матери, говорит: «Вот все, что есть». Поставили доску в угол, зажгли перед ней лампаду. Черная доска, совершенно черная доска. Стали перед ней читать акафисты. Какой образ – не знают, поэтому просто читают: «Радуйся, Невесто Неневестная!»
Николай Федотович рассказывает: «Я стал регулярно ездить в Елань, чтобы вместе с бабушками читать Акафист. Интересно помолиться с ними, да еще эти сны. Вдруг что-то случится? И действительно, где-то через неделю (я своими глазами видел) эта черная копоть со стороны лика стала, как береста, сворачиваться и ссыпаться. Ее не мыли, не чистили, ничего не делали. Просто читали акафисты. И вся эта чернота, как стружка из-под рубаночка, начала сворачиваться и осыпаться. А там совершенно чистый лик». Лик сам обновился. Икону перевезли в храм Георгия Победоносца.
Перед иконой Скоропослушницы стали читать акафисты, петь с клироса. О. Владислав как старый священник смог все это организовать. Икона оказалась чудотворной. Одному чуду я был свидетель. Принесли девочку, это потом я узнал, что это девочка. На мой взгляд, это была женщина, я дал бы ей лет 35. Причем вся она была скрючена. Сама не передвигалась, т.к. была еще и расслаблена. Вся она была зажата. Вот такую ее принесли. И что с ней делать? О. Владислав говорит: «Давайте, помолитесь. Вот Матерь Божия, помолитесь, свечи поставьте». Свечи поставили, пропели молебен, помолились иконе. Потом больную помазали маслом. Потом ее покрестили. Все это заняло где-то 3 дня. Больную Таня звали. Была она из Новоуткинска, там храма раньше не было.
Потом Таня и те, кто ее сопровождал, пропали. Батюшка говорит: «Наверное, умерла». А через неделю приходит девушка шестнадцати лет. Говорит:
– Здравствуйте. Вы меня не помните?
– Нет.
– Так вы же меня крестили.
– Нет, мы никого не крестили.
(О. Владислав ужасно не любил это делать, потому что тогда мода такая была – креститься. Местные все были крещеные, а чужих он крестить не хотел, говорил: «Не буду вас крестить. Идите, ищите храмы, я не хочу этим заниматься, ответственность за вас брать»).
– Я Таня, и Вы меня крестили неделю назад.
– Как Таня, так та же была вот такая!
– Да, была. А сейчас вот какая.
Только неделя прошла. Девушка. Красивая, здоровая. Нормально бегала. Я несколько раз провожал ее до Новоуткинска. Она прибегала пешком в наш храм, на вечер оставалась. Надо было ее проводить. Я сам видел: человек по молитвам у «Скоропослушницы» просто на глазах изменился, за неделю физически преобразился полностью.
Чудеса в нашем храме были. Я сам много раз прибегал к иконе «Скоропослушница» с молитвенной просьбой. И отец Виктор тоже. Правда, тогда он не был еще отцом Виктором и настоятелем храма в Староуткинске. Я его привез в Слободу, и вместе мы молились перед Скоропослушницей. И всякий раз, всё, о чем мы ее просили, она исполняла. Когда я приехал в Слободу Коуровскую в 93-ем году, то ничего этого не знал. Тогда все эти истории хранились в тайне. Я знал, как эта икона обретена, но почему она «Скоропослушница», не знал. Меня как-то особенно тронуло само название «Скоро-Послушница». Будто она сама говорит: «Я скоро буду слушать всех, кто ко мне обращается». И в акафисте эти слова есть. Эти слова так меня задели, просто в сердце вошли. Внимание не на том, что я грешный или что это неисполнимо. Но Она Сама сказала, что скоро услышит каждого человека, молящегося перед этой иконой. Она не поставила никаких условий. Обычно человек акцентирует свое внимание на себе, на том, какой он грешный. Вот мы начинаем думать: «Да кто я такой, да как меня услышат, да я же вот это делаю, вот туда я не хожу, вот это я нарушаю. Да нет, конечно, меня не услышат!». И, подойдя к иконе с порывом, постепенно сникает и заканчивает: «Да, как Богу угодно, пусть так и будет!». Отходит, в сущности-то и не молясь, и дерзновения-то и не имея.
Мне кажется, что подобное название «Скоропослушница» как раз внушает изначальное дерзновение. Она говорит: «Ты дерзай, я тебя услышу!» Она не говорит, что ты грешник, но: «Я тебя услышу! Только помолись и верь, что я тебя услышу». Я воспринял эти слова всем сердцем, и поэтому, может быть, и слышала Она и помогала всегда.
Когда у нас в Староуткинске организовался приход во имя Святой Живоначальной Троицы, мы нашли бумажную икону Скоропослушницы и стали перед ней еженедельно читать акафисты. Обычная бумажная икона. Тогда в разных книгах много было таких икон. Даже не подписано, что это Скоропослушница, просто мы это знали. Проходит лет 5, и к нам приезжает один наш друг, с которым мы познакомились в Слободе у Скоропослушницы. Он часто ездит на Афон. На настоящий момент он побывал там уже пять раз. Когда он был там первый раз, то помня, что когда-то мы встретились у Скоропослушницы и что мы чтим образ Скоропослушницы, он купил в храме Дохиарского монастыря икону Скоропослушницы и нам ее прислал. Мы так обрадовались: «Вот Матерь Божия нас посещает!» и стали молиться перед ней. Она вся такая греческая, настоящая. О большем-то мы ни о чем и не помышляли.
Года два назад о. Виктору предложили съездить на Афон. Дело было так. Богатые люди из Москвы попросили одного монаха, о. Давида с острова Валаам, съездить с ними на Афон. Монах понимал, что если он поедет на Афон, то у него там свои монашеские дела, и с этими двумя бизнесменами общаться будет некому. Он приедет, уйдет в братский корпус, в алтарь, а кто будет с ними-то? Кто будет их опекать, оберегать, просто указывать, что делать, с кем разговаривать, если он будет все время занят. Он это понимал и пригласил о. Виктора составить компанию этим двум людям из Москвы. Батюшка Виктор на Афоне не был, согласился. Поехал на Афон и, действительно, о. Давид был постоянно занят монашескими делами, а о. Виктор постоянно был с этими людьми, постоянно с ними общался.
Заканчивается их путешествие. В Дохиарском монастыре помолились у иконы. О. Виктор вышел и ждет, когда бизнесмены выйдут. Там небольшая лавка, как во всех афонских монастырях. В лавке стояла икона, писанная афонскими монахами. Большого размера. Вы сейчас тоже ее увидите. Не знаю, сколько она стоит, и батюшка говорит: «Я тоже не знаю, сколько она стоит». (Побывав на Афоне, я могу представить, что она стоила где-то около 60-70 тысяч). И москвичи ее купили. Выносят сверток, говорят: «Вот, батюшка, в ваш храм икона». Можно представить его состояние радости, умиления оттого, что вот, слышит ведь! Слышит! Он не просил, он просто сказал, что вот, у нас в храме почитается эта икона. Из самого Дохиарского монастыря! Как бы из рук Матери Божией! Писаная дохиарскими монахами икона, она вот к нам пришла! Для него и для всех нас эта такая радость и утешение! У нас тоже появилась связь с Афоном, главное, с тем местом, где эта икона очень долго пребывает! Сама чудесная икона. Историю ее знаете?
Об иконе «Скоропослушница» на Афоне
Недавно с третьим курсом Миссионерского института мы нашли такой хитрый миссионерский ход: любую миссионерскую беседу надо закончить словом об Афоне: «А вот все остальное… поезжай на Афон, и там тебе православие покажут!» Т.е. на Афоне ты сам увидишь все воочию, ничего больше тебе не надо будет доказывать. Афон – это какое-то особое место, про него надо особо и говорить. Там есть много-много монастырей. Двадцать из этих монастырей официальные, имеют статус монастырей. На самом деле есть еще много монастырей, которые ничем не хуже прочих, но статуса монастырей не имеют. Еще в незапамятные времена там был принят закон о том, что только 20 монастырей, и не больше, и не меньше. И никак это число изменить нельзя, никаким образом. Есть прекрасные монастыри, не имеющие монастырского статуса. Например, мы были в скиту Святой Анны. Это большой, хороший монастырь. Андреевский скит, рядом с Ватопедом, – потрясающий скит, огромный, красивый. Но это скит, он не имеет права иметь статус монастыря.
Обретение иконы «Скоропослушница» на Афоне относится к XVII веку. Поскольку дождей мало, фрески в греческих храмах на Афоне нарисованы не только внутри, но и снаружи храма. Трапезарь Дохиарского храма, Нил, ходил по узкой улочке на кухню мимо иконы, находящейся на наружной стороне стены храма. Этот монах зажигал лучину от свечки у храма и проходил мимо иконы в храм. У него там дела, печку надо растапливать. Зажигает лучину и идет себе на кухню. Постоянно проходит мимо этой иконы, не обращая на нее внимания. А ведь любая икона Божией Матери – это Ее присутствие здесь. Мы этого не чувствуем. Мы часто грешим точно так же. Мы же мчимся мимо этих икон, у нас же дела! Нам надо в кабинет, из кабинета! Нам еще надо куда-то! Мы не замечаем, что мы мимо иконы проносимся, она для нас ничто. Это просто картина! Мы забываем, что икона – это присутствие здесь Того, Кто на ней изображен! По догматике мы знаем, что честь, оказываемая образу, переходит к первообразу, потому и поклоняемся перед иконами. Но и бесчестие, оказываемое образу, переходит на первообраз. Если мы не обращаем внимания на икону Божией Матери, мы бесчестим Матерь Божию! Она ему раз сказала – он не понял, думал, пошутили. Два сказала – он не понял. На третий раз Она поразила его слепотой перед этой иконой. И вот он стал молиться, получил от нее исцеление. И Она сказала: «Скажи всем, что икона будет называться "Скоропослушница"». Раньше это было просто изображение Матери Божией. До этого она никак не называлась. В Греции так принято. А после этого события икона эта обрела имя «Скоропослушница».
Я в 98-ом году был в Солониках. Мы ездили на корабле «Дмитрий Шостакович». Тогда был такой паломнический маршрут из Одессы до Святой Земли. На Святой Земле мы провели 2 дня с пасхальной ночью на Святой Литургии у Гроба Господня, потом на автобусе по Святой Земле с заходом на Кипр, на Патмос, в Солоники и в Константинополь (сейчас – Стамбул). Такой замечательный маршрут, потом после нас еще 2 рейса было, а дальше дефолт, и все прекратилось.
В Солониках меня очень удивило обилие строений, которые условно можно назвать часовенками. Без всякого повода, без всякого содержательного наполнения, просто захотелось человеку, и он ставит небольшую каменную тумбу с нишей, а в этой нише фреска. Заштукатуренная стенка и на ней изображен какой-нибудь образ: Матерь Божия, Господь, Николай Чудотворец, Георгий Победоносец, Дмитрий Солунский, Григорий Палама – какие-то популярные, известные образы. Перед иконой ящик с песком и свечи навалены. И небольшая кружка – денежку положить. Но никто не контролирует, положил ты или не положил. Кто-то за часовенкой следит: постоянно есть свечи, и постоянно свечи горят перед иконами. Такая вот традиция. Изображений таких везде очень много. Не знаю, хорошо это или плохо. Я не столь долго жил в Греции, чтобы поразмышлять об этом. Но там, в Дохиаре, везде такие изображения.
Итак, трапезарь Нил «неблагоговейно» ходил перед Ней, до тех пор, пока Она не вразумила его, поразив и «скоро» исцелив. До этого Она никак не называлась, а после Сама Себя объявила «Скоропослушницей». Затем возле этой стены сделали часовню. Икона в стене, монахи стену сначала огородили, а потом еще построили стены. В 17 веке сделали так, потому что надо же как-то Ей честь оказывать. На воздухе не помолишься, свечи не пожжешь. Часовенку сделали маленькую. А икона достаточно большая и подходить к ней неудобно.
Хотя на Афоне хватает других чудотворных икон, «Скоропослушница» пользуется огромной популярностью, вниманием и уважением греков. На ней золота больше, чем на любой другой иконе на Афоне. Люди жертвуют, жертвуют, жертвуют… И это привело к тому, что фактически попасть-то к ней очень непросто. Она под охраной, все закрыто, открывают только в присутствии монахов. Не то что бы просто пришел, помолился и вышел. Надо дождаться, когда тебе откроют. Это создает дополнительные препятствия помолиться у «Скоропослушницы». Есть книга вот такой вот толщины. В ней описаны все чудеса за несколько лет, которые происходят от Скоропослушницы.
Именно от этой Скоропослушницы наш приход во имя Святой Живоначальной Троицы и получил в дар иконы Божьей Матери и, конечно, нас это очень вдохновляет. Вот такая вот история.