Александр Дьячков*
Я – ВЧЕРА
* * *
Склады, заборы, серые дома,
шум улицы, чужие разговоры.
ДК – налево, а правей – тюрьма,
шараги, офисы, конторы…
Остатки снега, вылезший газон,
на частном доме ставни голубые.
Наивными глазами смотрит он
на Выю – производственный район.
Привет, старик! Ну, как живёшь на Вые?
Весенний дух бодрит, как нашатырь.
Перехожу по старой, стёртой «зебре».
Навстречу вырастает монастырь,
за ним пустырь и небольшие дебри.
И непонятно: то ли это сквер,
ничейный сад или огрызок бора?
Там вечно кто-то курит, например
охранник или певчие из хора.
Когда-то, десять лет тому назад,
я здесь ходил на исповедь впервые.
…Как много перевёрнутых лопат –
дорожных знаков, будто штыковые,
они вдоль по обочинам торчат…
Я думаю про ставни голубые.
* * *
О, злой, своенравный умишко поэта!
Я Богу молился, а ты между делом
уже занялся обработкой сюжета:
монахиня в чёрном, а девочка в белом.
Но чувствую, что-то такое задето,
простое, святое, что в общем и целом
поэзия лишней становится где-то…
Монахиня в чёрном, а девочка в белом.
Душа, путешествуя в сторону света,
не будь никогда побеждаема телом.
Стихи не создам. Не раскрою секрета:
монахиня в чёрном, а девочка в белом.
* * *
На первой исповеди я
сказал, прочтя стишки:
грехов-то нету у меня,
а так – одни грешки.
Священник странно посмотрел
из-под прикрытых век…
– Пусть я не делал добрых дел,
я добрый человек.
– Ну, хорошо, – сказал монах, –
немного погоди.
Давай пойдём за шагом шаг.
Итак, не укради?
– Да, – с удивленьем я сказал…
И дальше мы идём.
…К концу беседы я признал,
что согрешил во всём.
– Ну, разве только не убей…
И тут я вспомнил – чёрт! –
как бывшей девушке своей
дал денег на аборт.
Перевернулся мир вокруг,
я обнаружил зло.
Но не уныло стало вдруг,
а так – светло, светло.
ПОЭТ И ПОЭТ
– Поэт наивысшего сорта,
чего ты так пишешь убого?
– Я был гениальным от чёрта,
а стал графоманом от Бога.
– Да стоит ли верная вера
утраты волшебного гения?
– Искусство – пустая химера,
а вера – источник спасения.
* * *
…Поются «иже херувимы»,
по кругу медленно кадят.
И, словно тройка едет мимо,
на ней бубенчики звенят…
Очнусь, а песнопенье спето,
на уголке иконы лучик,
как траурная лента света,
как символ веры – самый лучший.
* * *
Чтобы дойти до природы,
надо пройти над помойкой.
Там, где сточные воды
граничат с бессмысленной стройкой.
Мимо шины, ботинка,
бутылок, рекламы девайса…
Там будет одна тропинка,
иди и не сомневайся.
ЛЭПов бетонные шпажки
всажены в русское поле.
А в небе летают пташки,
а под ногами букашки.
Я сентиментальным стал что ли?
Видишь, идёт электричка.
Слышишь, звонит колокольня.
Будет сперва непривычно,
что больше тебе не больно.
Тёплое чувство свободы
радостной, истинной, стойкой.
Я прошёл над помойкой.
Я дошёл до природы.
* * *
…И вновь я согрешил! Что за проклятье?
Но о таком не пишется в стихах.
Единственно достойное занятье –
пасть на лицо и плакать о грехах.
Но я интеллигент, учитель, гений.
И каяться мне предлагаешь ты?!
Отвергнув истину своих падений,
я погружаюсь в правду суеты.
Я лицемер! Я подрываю веру!
Когда о Церкви плохо говорят,
что мне сказать, наглядному примеру?
Я знаю, кто в упрёках виноват.
* * *
Мне девочка в любви призналась,
я ощутил над нею власть.
Мешались в сердце власть и жалость,
отцовская любовь и страсть.
Чтоб с ней не согрешить невольно,
боясь коварного блуда,
той девочке я сделал больно:
я с ней расстался навсегда.
Но вновь она пошла в атаку,
я пожалел… поговорил…
Хозяин так любил собаку,
что по кусочкам хвост рубил.
* * *
У русской деревни депрессия
и страшный видок паралитика.
Поэзия? Что ей поэзия!
Политика? Что ей политика!
Деревня работу забросила,
сидит у дебильного телека.
Какое набрякшее озеро!
Какое лохматое дерево!
И хочется выхлопать-выстирать
вон то неопрятное облако.
Когда у народа нет Истины,
природа безлико-уродлива.
Лишь белая-белая церковка
(отрада мечтателя грустного),
как чистая-чистая девочка,
полюбит и вылечит русского.
На небе тревожное зарево,
в природе нет больше гармонии,
и тучи, как ведьмино варево,
и, словно бы трещины, – молнии.
* * *
Современная Ева
на Адама орёт:
– Ты сам оборвал с древа
Богом запретный плод.
Одна ссора, другая,
и вот поумневший Адам
– да, – говорит, – дорогая,
я сам виноват, сам.
* * *
Вот в этом дворике прошло чужое детство.
О, где ты дворик детства моего?
Я в жизни не забуду наше бегство
из Казахстана нового, того,
где русские в одно мгновенье стали
врагами подлыми. Их нечего терпеть!
На пустыре, где мы в футбол играли,
теперь кривая высится мечеть.
…Поправлю строчку и проверю знаки,
а может быть, оставлю всё как есть…
В остывшем чайнике бушует накипь,
никак не может, бедная, осесть.
* * *
Я помню, шёл по полю,
мне было десять лет,
и вдруг, почуяв волю,
во мне возник поэт.
Я замахал руками,
понёсся во всю прыть,
я начал петь стихами,
кричать и говорить.
– Ты весь горох потопчешь!
А-ну, иди сюда!..
Я с поля вышел в рощу,
сгорая от стыда.
Кричал мужик-колхозник,
не то чтоб очень злой,
но весь такой серьёзный,
измученный такой.
– Пацан, ты сделал плохо!
Родители-то где?..
– Я шёл не по гороху,
я шёл по красоте.
* * *
Когда идёт святая служба,
о чём я думаю впотьмах?
Себя обманывать не нужно:
я думаю о пустяках.
Я думаю о внешнем виде,
о «вечной» славе, о блуде,
о нанесённой мне обиде,
о развлеченьях, о еде.
Я думаю о том, как долго
всё это тянется опять.
Меня на месте чувство долга
обязывает достоять.
Летят в руке по кругу чётки,
молюсь-молюсь, молитвы – ноль.
Ботинки – чёртовы колодки,
пойти поставить свечку что ль?
Душа – картонная коробка,
и даже меньше – коробок.
А если вдруг пытаюсь робко
собрать свой ум, то видит Бог,
как начинаю думать сразу,
что я особенный, святой.
Одна слеза течёт из глаза,
и я горжусь слезою той.
Соседка слева приложиться
не может, видимо, к мощам.
Она не при-, как говорится,
а за-хожанка в Божий храм.
Соседа слева ненавижу
за то, что запах от него.
Смотрю в алтарь и прямо вижу,
как я не вижу ничего.
Но нет! О чём бы я ни думал,
и как бы ни старался бес,
из верхних окон, там, где купол,
там, где квадратики небес,
в день самый пасмурный и серый
проглянет солнце из-за туч.
Подарит жаркий, сочный луч
и мне наполнит сердце верой.
—————————
* Александр Андреевич Дьячков родился в 1982 году в Усть-Каменогорске (Казахская ССР). В 1995 году семья переехала на Урал. Окончил Екатеринбургский театральный институт и Литературный институт им. А.М. Горького в Москве. Автор многочисленных публикаций в толстых журналах Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Екатеринбурга и др. Автор двух поэтических сборников. Участник литературной группы «Разговор». Живет в Екатеринбурге. Преподаватель.zdravoe@mail.ru 8-952-73-96-570 Skype: al.andr.
